Читать книгу "Полоцкая война. Очерки истории русско-литовского противостояния времен Ивана Грозного. 1562-1570  - Виталий Пенской"

В бумагах посольства А. Харитановича обращает на себя внимание и совсем небольшой на первый взгляд, но на самом деле чрезвычайно важный момент, напрямую связанный с подготовкой войны. В грамоте, которую передал гонец от имени Сигизмунда Ивану, среди прочих «обид», что чинили русским купцам литовские власти, есть и пункт о «непропущенье коней»78. То есть выходит, что литовские власти установили запрет, эмбарго на вывоз коней из Великого княжества в Русское государство, ослабляя боеспособность конного по преимуществу царского войска. Конечно, в Москве это расценили как однозначно недружественный акт.

Ответное послание Сигизмунду Иван подготовил в апреле 1560 г., а отправил и того позже – царский гонец Никита Сущов отъехал из Москвы только 11 июля того же года. Видимо, Иван Грозный и его бояре уже не верили в то, что удастся сохранить мир с Литвой, и продолжали дипломатические контакты на всякий случай? Так, на наш взгляд, можно истолковать выдержанную в насмешливо-ироническом тоне позицию московского государя79. На претензии короля ответ царя был однозначно отрицателен – чужого он не трогает, перемирие держит так, как и обещал, ливонское дело – это его дело с его старинными данщиками, и его литовскому «брату» до того дела нет. А если хочет «брат» мира для христианства, то пускай присылает великих послов – в Москве всегда готовы их принять и выслушать80.

Вернувшийся в Москву 1 октября 1560 г. Сущов доставил Ивану Грозному королевский ответ. В нем говорилось, что «будет похочет государь с королем доброго пожитья, и он бы войску своему из Лифлянские земли выйти велел, а король свое войско выведет». С новыми королевскими предложениями в Москву, указывалось далее в грамоте, едут великие послы. «А не выведет государь войска своего, – продолжал Сигизмунд, – ино и послов о добром деле небывать и доброго дела становити немочно», потому как «за подданных ему стояти и обороняти»81.

Еще до возвращения Сущова 19 июля в Москву прибыл очередной литовский гонец, королевский дворянин Андрей Люля, доставивший королевскую грамоту, в которой Сигизмунд напомнил Ивану о том, что он не раз просил прекратить войну с Ливонией, которую он обязан защищать. Однако, продолжал король, «брат» его остался глух к этим просьбам. А раз так, то вина за кровопролитие ложится не на него, Сигизмунда82.

Люля прибыл в то самое время, когда большая русская рать вторглась в центральную Ливонию, разбила орденское войско в битве при Эрмесе и осадила Феллин, где в это время пребывал бывший магистр Фюрстенберг. Этот поход, равно как и предыдущий, предпринятый зимой 1560 г., показал, что Иван Грозный не намерен уступать требованиям своего литовского «брата» и продолжает гнуть свою линию в ливонском вопросе. Сигизмунд, похоже, и не сомневался в этом, но не собирался отказываться от выбранной ранее стратегии давления на ливонских ландсгерров, используя операции русских войск как инструмент достижения своих целей83. При этом, вопреки утверждению А.Н. Янушкевича, ограниченный контингент литовских войск в Ливонии под водительством жмудского старосты и каштеляна виленского И. Ходкевича, хотя и стоял с ружьем к ноге на приличном расстоянии от театра военных действий, не предпринимая никаких действий для того, чтобы помочь гибнущим «Божьим риторам», однако первые стычки между литовским и русскими отрядами уже имели место. Небольшой (400 человек) литовский отряд князя А. Полубенского дважды разбил русских под Вейденом и, возможно, Мариенбургом и даже взял при этом в плен некоего московского воеводу Ивана84.

Остановимся на этом эпизоде подробнее. Белорусский исследователь опирался прежде всего на версию, изложенную польским хронистом М. Стрыйковским. Хронист же писал, что перед святками (выделено нами. – В. П.) жмудский староста пан Иероним Ходкевич, имея 1 тыс. наемников, 8 поветовых «маршалков», а также посполитое рушение жмудское, ковенское, завилийское и «немало панских почтов», переправился через Западную Двину у Зелбурга (совр. Селпилс) между Кокенгаузеном (совр. Кокнесе) и Кройцбургом (совр. Крустпилс) и двинулся против московитов. Последние, в количестве 50 тыс. человек стоявшие под Венденом/Кесью (совр. Цесис), узнав о приближении литовцев, бежали (именно так, «ubiegli») в свои земли. Лишь князь Александр Полубенский дважды успел сразиться с московитами – под Мариенбургом (совр. Алуксне) и Вейденом, где разбил русский отряд в 400 человек и взял при этом в плен воеводу князя Ивана Мещерского («Iwana Mes-kierskiego»). Мещерский и другие знатные пленники были отосланы паном Иеронимом в Вильно к королю85.

Из этого весьма путаного описания видно, что речь идет о зимней 1560 г. кампании, когда большая русская рать под началом воеводы боярина князя И.Ф. Мстиславского вторглась в Ливонию. «Лехкая рать» князя В.С. Серебряного по приказу большого воеводы воевала «промеж Веля (Феллин. – В. П.) да Икеей (Венден. – В. П.) Белянские места и Кеские и Володимеретцкие (прилегающие к Вольмару. – В. П.) и иные многие места»86. В задачу князя Серебряного никак не входило столкновение ни с литовцами, ни с ливонцами, он должен был лишь подвергнуть предписанные ливонские земли опустошению и разорению, что и было им успешно выполнено87. Само собой, никаких 50 тыс. ратных у Серебряного не было и в помине. Очевидно, именно об этой рати и писал потом польский хронист, выдав желаемое за действительное.

Главные же силы русского войска с большим нарядом осадили Мариенбург (который, кстати, был среди прочих замков, переданных Сигизмунду по условиям Виленских соглашений). 14 февраля гарнизон замка после непродолжительной бомбардировки капитулировал, русские воеводы оставили в замке гарнизон и вернулись во Псков. Сигизмунд получил обидный щелчок по носу, не говоря уже о том, какие чувства испытывал все эти дни Кеттлер, так рассчитывавший на литовскую помощь.

Что же касается рейда Полубенского, то он относится к более позднему времени – к лету 1560 г., к феллинской кампании князя Мстиславского. Русские источники, написанные по горячим следам, позволяют дать более точное, неискаженное представление о том, что произошло тогда в Ливонии. Отправляя эту рать в Ливонию, Иван Грозный намеревался показать и Кеттлеру, и самому Сигизмунду всю тщетность и бесполезность их расчетов и замыслов88. И то правда – что могли сделать 500 всадников и 500 пехотинцев-драбов89, которых Сигизмунд, согласно Виленским соглашениям, должен был ввести в переданные ему замки против многотысячной царской рати, кроме как отсиживаться в замках? Существенно же нарастить численность своих войск в Ливонии Сигизмунд не мог, поскольку казна была пуста и денег не хватало на выплаты уже нанятым ротам, почему наемники глухо роптали и дезертировали, но и отступать было уже нельзя – слишком высоки были ставки в игре. Приходилось выкручиваться, делать хорошую мину при плохой игре, и отсюда становится понятным, почему инструкции, которые выдал Сигизмунд «гетманам» Я- Ходкевичу (сын И. Ходкевича) и Ю. Зеновичу, назначенным командовать ограниченным контингентом литовских войск в Ливонии, были столь противоречивы и туманны90.

Однако ружье, повешенное на стену, рано или поздно должно было выстрелить, и столкновение литовских и русских войск в Ливонии было неизбежно. Это и случилось летом 1560 г. Князь А.М. Курбский, расписывая совершенно в мюнхгаузеновском духе свои подвиги на царской службе, сообщал, что он тогда ходил до Вендена/Кеси и там побил трижды литовских ротмистров, посланных И. Ходкевичем, после чего испуганный жмудский староста со своим войском «ужаснувся, поиде скоро из земли Лифлянские, аж за Двину реку великую от нас»91. Оставим преисполненные бахвальства слова князя на его совести и посмотрим, что об этом пишут другие источники.